Жонглируя фразами, лишенными смысла, коралловый риф постмодернистских нарративов повреждает весь рациональный базис представлений о мире, хохочет и издевается над недоумевающим читателем. Вся эпистема постмодерна сияет и кичится ложной эрудированностью, обрушивая на голову читателя дефиниции в таком контексте, в котором они вообще не имеют никакого смысла. Постмодернист – плешивый ребенок, (осознанно или неосознанно) играющий со словами, как с конструктором LEGO, с одной единственной целью, — поразить и, главное, смутить (специально) не подготовленного читателя. Чаще всего авторы лишь используют научные (или кажущиеся научными) термины, не задумываясь о том, что они означают. Речь идет о самом настоящем отравлении словами и удивительном безразличии к их значениям. Тексты кажутся непонятными именно потому, что не предназначены быть понятыми. Стоит ли пытаться создать по-настоящему новаторский труд, несмотря на то, что всё в нем, от первой до последней строчки, уже было сказано раньше и давно опровергнуто в 5 веке до н.э.? Лучше снять, как предлагает Тихон Кубов, 19-часовое интервью с элементами продажной документалистики и выпустить его на VHS. Мы впадем в постыдное барокко и ищем спонсоров.

Я смонтировал текстовый массив, не несущий определенный мысленный посыл вовне, но демонстрирующий стилистику современного мышления, состоящий из обрывков мыслей; декларативной речью, без особых доказательных подкреплений, практически без иллюстрирующих (развлекательных) примеров. Как написал один знакомый: «Авторы chewbakka.com демонстрируют, как не стыдно мыслить сегодня!» Не поверите, я тогда серфил по сети и случайно наткнулся на баннер с текстом «Нужны ли нам олигофрены?«, а потом сразу это письмо прочитал. Долго думал. Смеялся еще дольше.

Чернокожий Гулливер, открой мне дверцу светской Валгаллы, я вступлю на ноябрьскую землю великой страны нищеты да меркантильных расистских лилипутов, где на главной площади города среди дружной шеренги селекционных кастратов да диковатых женщин без маток, краснощекого хозяина праздника, под бодрый аккомпанемент бандуристов, лихорадит в белогорячном танце сладострастия. Будущее формируется в столкновениях. Тля регресса – не шутки диковатых цыган, но однополый демон рода серых агентов, адский ад сатаны. Ее тлетворная цель — пожрать меня одичавшими ртами моих родителей, бесноватой волчьей пастью животных страстей: спесивое чванство, невежество и тяга к бессмысленной роскоши подтолкнуло их вставить себе золотые зубы. Кандидат в депутаты с соседней улицы доедает свою мать за мандат. Он – агент системного наркотического сна. В его серванте лежат документы, подтверждающие монополию на войну. У войны отсутствует внятное, читаемое будущее, но в ней, своим практическим, предметным, крестьянским умом, паразиты видят «разумное» соотношение цены и качества. К 2012 году пространство IPv4 будет исчерпано полностью. В раю, среди зверей и свидетелей Иеговы, ирреальных размеров деревенская озлобленная женщина подшофе насилует очередного шелудивого пса: гневливого интеллигента в пенсне, ценного знатока тюремного разговорного творчества. Улыбчивый пудель Черненко (старший кум среди скотов, иждивенец да глава блатарей), в обнимку с черепом коммунизма, расправив облезлый хвост, рядовым функционером окопался в филиале загробного мира.

Я не верю, что вне человека существует нечто, способное порождать зло. Я — осколок зла, пища моего рода, живущая среди административных зданий, утопающих в солнце; в грудном отделе дефицита смыслов; в городской гуще гордой безликости, знакомой со стадным инстинктом суммированных нулей; в обществе, в котором не принято гордиться собой, если ты не миллионер с генеральскими погонами.

В городе, в котором я обитаю со своей семьей, я, за редким исключением, никого не знаю. Зачастую те, кому я симпатизирую, с кем работаю и активно общаюсь, живут в самых разных странах: трагическая, но распространенная, сетевая ситуация. Временами я эмпирически убеждаюсь, что совсем не знаю даже тех, кого, казалось бы, знаю. Мы (человечество) знаем много, но не все. Большая часть наших знаний не более чем представление о том, что мы знаем. Мы жонглируем представлениями. Нет никакой принципиальной разницы между теми, кто знаком с работами Лакана, и теми, кто не знаком с работами Лакана¹. Последние пребывают в иллюзии: они верят в то, что действительно знают НЕЧТО. Очевидно одно: невозможно найти правого при условии, что никто не посчитает собственное мнение ошибочным.

Я смотрю в лица и вижу бетонный слепок, набор жалости и разочарований. Закрывая глаза, я слышу ветер в головах агентов регресса, я даже могу разобрать шепот, разбросанный по парковым веткам: они хотят съесть меня беззубыми ртами зловонных стариков! Нет ужаса — только отвращение от происков бесноватых пидоров! Робот, играющий полковника КГБ, играющего роль человека, есть изображение изображения: симулякр симулякра. Интегрированный в сердца роботов (заложников собственных желаний), образ праотца, подобно порошку zuko, окончательно растворился в институтах власти: кабинетах пузатых садистов с ядовитыми глазами. [несколько веков чувство вины определяется властью культурных монополий, базирующихся на причудливой комбинации допущений: неподтвержденных фантазий + фантазий, которые уже подтвердились] Там, где полковник КГБ намного больше, чем полковник КГБ, появляются те, кто богаче церкви. Неспроста обе постхристианские идеологии (капитализм и коммунизм) питаются завистью: она является средством выживания, двигателем экономики².

Я нахожу неприличным тотальное присутствие Бога. Неужели всевидящее око Великого Архитектора с любопытством созерцает акты дефекации? Сама мысль о том, что Господь, подобно подглядывающему Тому, нарушает строгие гигиенические границы, вторгается в интимное пространство каждого – беспринципный акт вопиющего сакрального. Туалет – это не просто бездушный скат, скорее чувственная поэзия Бодлера. У всех приличных людей, у которых мне доводилось бывать в гостях, я непременно обнаруживал целую библиотеку в туалете. Подшивка стареньких Esquire, каталоги IKEA, порой попадался Замятин. Аристократия, избалованная премудростями образования, развлекает свой досуг исключительно интеллектуальным чтением. Лично я не променяю добротный томик умных слов на этикетку освежителя воздуха с правилами пользования (это такая незначительная деталь, что, вспоминая ее, мне становится неловко за свою малодушную привычку открыто сообщать о том, о чем думаю). Тем не менее, все мои самые плодотворные идеи были зачаты в туалете.

Психоаналитическая теория утверждает, что отходы жизнедеятельности города ничем не отличаются от человеческих отходов. Состояние сортиров есть отражение внутренней агрессии общества: социумы, которые не умеют практически справляться с процессом утилизации своих отходов, имеют в своей основе агрессивную природу. Грязные, ароматные туалеты твоего города — источник агрессии, обращённой к сердцам всех, кого ты знаешь: неконтролируемая злоба, циркулирующая на улицах и в семьях; разбитые автобусные остановки; неухоженные и обворованные кладбища; вечная грязь на улицах; покосившиеся дома брошенных 80-летних беззубых бестий; одичавшие и избитые прохожие. И, напротив, в национальных образованиях, которые борются с агрессией (индивидуальной и массовой), общественные WC чисты и удобны. Ценен не здоровый, а выздоравливающий.

1. Жак Лакан был одним из наиболее известных и наиболее влиятельных психоаналитиков нашего века. Каждый год анализу его творчества посвящаются десятки книг и статей. По мнению его учеников, он обновил теорию и практику психоанализа, а по мнению его хулителей, сам он был просто шарлатаном, а его тексты — сплошное словоблудие.
2. Миф о двух секторах экономики, государственном и частном, не выдерживает критики, хотя бы потому, что оба сектора под контролем одного и того же менеджмента, и денацианализируются, как правило, те отрасли, которые приносят наибольшую коммерческую выгоду. Миф о независимой экспертной оценке, даже не принимается всерьез, так как является оксюмороном, вроде бесплатной проститутки.